Я падала в свою невыразимую нежность. И никаких сравнений и метафор. Без «как…». Я нежнела с каждой минутой. И очень хотела шаловливо обрызгать тебя светом и улыбками; как в детской игре (жмурки?), завязать тебе глаза шарфом и хлопать в ладоши с разных сторон. Позволить поймать за рукав, со смехом вырваться и оказаться у тебя за спиной. А там стоять тихо, не дышать, с горячими покрасневшими щеками и детским задорным блеском в глазах. Замереть, застыть и ждать мгновения, когда ты, наконец, почувствуешь меня. Не ушами и зрачками, не руками и словами, а самим собой. И сразу после – отпрыгнуть в угол, споткнуться обо что-то – и дать себя поймать.
За то, что с печальной улыбкой, как будто думая о чём-то своём, как и он, называл меня Алёнкой.
За то, что не пропадал где-то, когда надо было оказаться хоть на шаг ближе.
За то, что невозможно, сколько слов ни набирай – невозможно.
За то, что вовсе и не хотел меня поймать.
За то, что снимешь с лица шарф, а посмотреть мне в глаза, как и он, не рискнёшь.
За то, что с печальной улыбкой, как будто думая о чём-то своём, как и он, называл меня Алёнкой.
За то, что не пропадал где-то, когда надо было оказаться хоть на шаг ближе.
За то, что невозможно, сколько слов ни набирай – невозможно.
За то, что вовсе и не хотел меня поймать.
За то, что снимешь с лица шарф, а посмотреть мне в глаза, как и он, не рискнёшь.