Мазафака-блюз
Наш ласковый и нежный фюрер когда-то был тру-эмо-боем…
Душу греет не последнее место в нелепых проскрипциях власти.
Правда – как всегда... Цензура забавна в стране бетонных заборов.
Неведение в нашем мире служит почти что синонимом счастья…
В измятом вагончике пахнет копчёной курицей, пивом и казахами.
Зомби в хаки исчезают в снегу, постепенно вываливаясь из поезда.
Иногда устаёшь смеяться над количеством беспочвенных страхов –
И именно в этот момент действительность бьёт ниже пояса.
И, если приходит ночь, ты вовсе не обязательно спишь…
Если же наступает день – это не значит, что ты бодрствуешь.
Впопыхах выстраиваешь идеологию, ошибаешься – и молчишь.
Следуя заветам Цоя, следишь за собой, а хотел бы следить за модою.
Правда уже не нужна. Цензура не отменяет бесконечных споров.
Проходит время – и ты уже просто не в силах чего-то бояться.
Порождения улиц, детки панка и неистового хардкора…
Исчезает усталость – исчезает душа – исчезаешь ты сам. Остаётся смеяться.
(с) Синоптик
Наш ласковый и нежный фюрер когда-то был тру-эмо-боем…
Душу греет не последнее место в нелепых проскрипциях власти.
Правда – как всегда... Цензура забавна в стране бетонных заборов.
Неведение в нашем мире служит почти что синонимом счастья…
В измятом вагончике пахнет копчёной курицей, пивом и казахами.
Зомби в хаки исчезают в снегу, постепенно вываливаясь из поезда.
Иногда устаёшь смеяться над количеством беспочвенных страхов –
И именно в этот момент действительность бьёт ниже пояса.
И, если приходит ночь, ты вовсе не обязательно спишь…
Если же наступает день – это не значит, что ты бодрствуешь.
Впопыхах выстраиваешь идеологию, ошибаешься – и молчишь.
Следуя заветам Цоя, следишь за собой, а хотел бы следить за модою.
Правда уже не нужна. Цензура не отменяет бесконечных споров.
Проходит время – и ты уже просто не в силах чего-то бояться.
Порождения улиц, детки панка и неистового хардкора…
Исчезает усталость – исчезает душа – исчезаешь ты сам. Остаётся смеяться.
(с) Синоптик